Главная » 2015»Май»26 » «Восточное партнерство» наткнулось на скалу Крыма: что дальше?
08:53
«Восточное партнерство» наткнулось на скалу Крыма: что дальше?
21−22 мая 2015 года в Риге прошел очередной саммит по программе «Восточного партнерства». Стороны саммита были представлены, с одной стороны, 28 государствами-членами ЕС и «восточными» странами-партнерами ЕС — Украиной, Молдовой, Грузией, Азербайджаном, Арменией и Белоруссией.
Саммит по «Восточному партнерству» не был провальным, как это пытались изобразить некоторые его критики. Однако он не продемонстрировал и каких-либо прорывов. Его организаторы вынуждены были признать дифференцированный подход ЕС к «восточным партнерам», что явилось отражением разной степени податливости этих самых «партнеров» политике «Восточного партнерства». Поэтому было бы полезно разобраться с вопросом: какое место занимают политика и программа «Восточного партнерства» в стратегии освоения ЕС пространства, оставшегося после величайшей геополитической катастрофы конца ХХ века — разрушение СССР.
Главная геостратегическая цель США в Европе после победы над СССР — укрепить американский плацдарм на Евразийском континенте через расширения Европейского союза и НАТО на Восток. Процесс расширения должен быть бессрочным историческим процессом, не подверженным произвольным ограничениям политического и географического порядка.
Продвижение США и ЕС на постсоветское пространство и буферные зоны СССР шло и идет по определенному плану. Ничего здесь не скрывается. Достаточно полное изложение этого плана мы читаем в известной работе американского политолога Збигнева Бжезинского «Великая шахматная доска: господство Америки и ее геостратегические императивы». По пунктам план выглядит следующим образом:
«1. К 1999 году первые новые члены — страны Центральной Европы будут приняты в НАТО, хотя их вступление в Европейский Союз произойдет, вероятно, не ранее 2002−2003 годов». (Зб. Бжезинский)
Так и случилось. Венгрия, Польша и Чехия были приняты в НАТО в 1999 году, а в ЕС — в 2004 году.
«2. Тем временем Европейский Союз начнет переговоры с Балтийскими республиками об их вступлении в блок, а НАТО подобным же образом начнет продвигаться вперед в вопросе о членстве этих республик, а также Румынии, с тем чтобы завершить этот процесс к 2005 году. В это же время другие Балканские государства могут, по всей видимости, также получить право на допуск в блок». (Зб. Бжезинский)
Страны Прибалтики — Литва, Латвия и Эстония вступили в ЕС в 2004 году, в НАТО — в 2004 году. Румыния с Болгарией вступили в НАТО в 2004 году, а в ЕС — 2007 году.
«3. Вступление в НАТО стран Прибалтики подтолкнет скорее всего Швецию и Финляндию также к рассмотрению вопроса о членстве в НАТО». (Зб. Бжезинский)
И, действительно, Швеция и Финляндия в последние годы установили особые отношения с НАТО и начали рассматривать вопрос о своем вступлении в него.
«4. Где-то между 2005 и 2010 годами Украина, особенно тогда, когда она добьется значительного прогресса в проведении реформ внутри страны и тем самым более четко определится как страна Центральной Европы, должна быть готова к серьезным переговорам как с Европейским Союзом, так и с НАТО». «В связи с расширением ЕС и НАТО Украина сможет в конечном счете решить, желает ли она стать частью той или другой организации. Вероятно, для усиления своего особого статуса Украина захочет вступить в обе организации, поскольку они граничат с Украиной и поскольку вследствие происходящих на Украине внутренних перемен она получает право на членство в этих организациях. Хотя для этого потребуется определенное время, Западу не слишком рано — занимаясь дальнейшим укреплением связей в области экономики и безопасности с Киевом — приступить к указанию на десятилетний период 2005—2015 годов как на приемлемый срок инициации постепенного включения Украины, вследствие чего уменьшится риск возможного возникновения у украинцев опасений относительно того, что расширение Европы остановится на польско-украинской границе». (Зб. Бжезинский)
Как видим, временные сроки, определенные Бжезинским для Украины в 1997 году, весьма совпадают с последовавшей действительной хронологией событий. Так в ноябре 2004 — январе 2005 года на Украине произошел прозападный государственный переворот. На повестку дня новым киевским руководством был поставлен вопросы о вступлении Украины в НАТО.
Однако 4 апреля 2008 года Россия на саммите НАТО в Бухаресте открыто выступила против планов расширения НАТО на Грузию и Украину. Война августа 2008 года в Южной Осетии подтвердила противодействие России подобным планам. Прозападный режим на Украине в это время испытывал серьезные проблемы из-за раскола и соперничества между лидерами Оранжевой революции.
Вот после этого обострения НАТО в продвижении на постсоветское пространство отошло на задний план и в 2009 году вперед выдвинулся Европейский союз с его программой «Восточного партнерства». «Восточное партнерство» стало необходимым и из-за начавшегося в Европе экономического и финансового кризиса, который сделал невозможным расширение ЕС на восток в прежнем формате присоединения новых членов. Эту проблему постарались обойти через «привилегированное партнерство», поскольку потребности ЕС из-за кризиса в формировании его периферии обострились.
Итак, «Восточное партнерство» было инициировано из-за пробуксовки НАТО на постсоветском пространстве из-за силового и дипломатического противодействия России, из-за неудач президента Ющенко на Украине. Дополнительными факторами стали, как тогда казалось, возможность поворота Белоруссии в сторону Евросоюза и возросшее значение энергетического фактора в условиях кризиса, когда Евросоюз поднял вопрос об энергетической безопасности и альтернативных поставках.
Проблемным оказалось то, что вышеизложенный сценарий от Бжезинского мог развиваться или в условиях пассивности России, или в контексте нарастания напряженности с ней. Не трудно заметить, что стратегия Бжезинского исходит из пассивного отношения России к продвижению НАТО и ЕС на восток. Поэтому в пункте 4 «плана» в случае с Украиной и последовала ошибка по срокам. К 2010 году вместо того, чтобы Украина оказалась готова к «серьезным переговорам» с НАТО и ЕС, она выбрала президентом Виктора Януковича, который выровнял определившийся при Ющенко крен в сторону Запада и вернулся к прежней «многовекторности» внешней политики Украины.
Пророссийский фактор на постсоветском пространстве мог иметь и внутренние импульсы, а не только быть следствием усилий Кремля. Это и продемонстрировала Украина своим периодическим голосованием за Партию регионов.
План Бжезинского исходил из пассивности России и не учитывал пророссийские импульсы от обществ новых постсоветских государств. Поэтому схема от Бжезинского была дополнена «оранжевыми революциями» и фактором «мягкой силы», действовавшим в ЕС под маркой «Восточного партнерства».
Если «оранжевые революции» играли роль катализатора событий, то программа «Восточного партнерства — ингибитора, т. е. замедлителя реакции. И то, и другое было нужно для регулирования процесса, но, чтобы он шел в нужном направлении.
Для того, чтобы Россию оставалась пассивной перед лицом продвижения на Восток США и ЕС ее последнюю четверть века постоянно заверяют в том, что двери в Европу для нее открыты, что соглашение об участии России в расширяющейся трансатлантической системе безопасности возможно. В русле этой политики России предложили установить особые отношения с НАТО. В идеологической сфере был сформулирован ложный проект «Большой Европы» от Лиссабона до Владивостока. В 2000-е годы ЕС вместе с Россией занялись многолетним «изучением» будущей формы возможной трансконтинентальной системы сотрудничества и безопасности. Дальше кабинетных разговоров процесс в этом направлении не шел.
В это время реалии жизни требовали, чтобы Россия в рамках СНГ концентрировала свои усилия на отношениях с недавно образовавшимися независимыми государствами из-за общей экономической взаимозависимости. Кооперация и некоторая степень интеграции были настоятельной экономической потребностью. Это имело и экономический, и геополитический смысл.
США и ЕС, в свою очередь, противодействуют попыткам России воссоздать в пределах геополитического пространства, которое занимал Советский Союз, некоей жизнеспособной структуры с центром принятия решений в Москве. В идеологической сфере США не устраивают концепции «Ближнего зарубежья», «Русского мира», «соотечественников».
Пассивное состояние с полным отказом от имперской политики представляется для России в качестве единственной альтернативы — так полагают в США. При этом американцам и европейцам важно проводить линию на увековечивание российской пассивной политики, которая представляется в качестве единственной альтернативы.
Проект «Восточного партнерства» при учете фактора России исходил из того, что она недостаточно сильна политически, чтобы противодействовать и навязывать свою волю, и недостаточно привлекательна экономически, чтобы удерживать государства на территории СНГ в сфере своей орбиты.
На постсоветском пространстве от России требуют не просто пассивности, а отказа от традиционной экономической роли владельца и распорядителя социальными благами. Ситуация вокруг главного и стратегического «восточного партнера» ЕС — Украины после заключения соглашения об ассоциации слишком явно демонстрирует экономические цели Е. С. Политика ЕС направлена на подрыв и быстрое разрушение экономического потенциала Украины, созданного в эпоху СССР и участвующего в кооперации с Россией. Главным направлением атаки стала энергетика. За какой-то год после переворота в Киеве промышленное потребление поставляемого на Украину из России природного газа сократилось на половину. Создается впечатление, что одним из итогов деятельности программы «Восточного партнерства» в экономической сфере стало кардинальное сокращение Украиной потребления энергии. Высвободившиеся энергетические объемы предназначены другим активным игрокам, а не Украине, превращаемой в периферийное пространство для Евросоюза.
Другое направление удара по России программы «Восточного партнерства» связано с тем, что инициированный ей кризис на Украине явно ослабляет процесс евразийской интеграции вокруг России.
В качестве инструмента «мягкой силы» Евросоюза «Восточное партнерство» в 2014 и 2015 году испытывает явный кризис в ситуации с Украиной. За прошедшие полтора года с предыдущего саммита в Вильнюсе программа «Восточного партнерства» явно понизила общую стабильность на постсоветском пространстве. Более того, проблема вышла на уровень безопасности, затрагивающей ЕС, «восточных партнеров», а также Россию. Прошедший саммит в Риге зримо омрачен войной на востоке Украины. Он продемонстрировал, что «Восточное партнерство» не в силах отреагировать на эту войну ни в смысле ее обострения, ни в смысле прекращения. Сами «восточные партнеры» оказались более зримо разделены на пророссийскую и антироссийскую часть. Как следствие — потенциал «мягкой силы» «Восточного партнерства» оказался исчерпан, и на передний план в восточной политике США и ЕС стало выходить НАТО с его неприкрытыми военными угрозами в адрес России.
И пока ситуация на востоке Украины находится в состоянии ни войны, ни мира и вялотекущего конфликта, «мягкая сила» и «жесткая сила» США и ЕС присутствуют на постсоветском пространстве одновременно.
«Восточное партнерство» натолкнулось на скалу Крыма, которую преодолеть пока оно не может. Следующий саммит ЕС по «Восточному партнерству», вероятно, состоится, но при том условии, что мероприятие примет рутинный и церемониальный характер. Главный вопрос «Восточного партнерства» остается прежним: насколько ЕС следует считаться с Россией при развитии «Восточного партнерства», если Россия принципиально откажется от пассивного движения к назначенной ей единственной альтернативе? Если подобный вопрос будет снят в этом или следующем году, то тогда «Восточное партнерство» следует признать весьма успешной программой. Тогда новые цели для ее активности в ближайшем будущем будут определены в Вашингтоне и Берлине. Если нет — то «Восточное партнерство» придется заменять чем-то иным.
