Сирия поддержит расширение российского присутствия в Восточном Средиземноморье, а также возобновление деятельности базы ВМФ РФ в Тартусе. Об этом, а также о перспективах внутрисирийского урегулирования в интервью российским журналистам рассказал президент Сирии Башар Асад.
— Мы оцениваем этот раунд и российскую инициативу в целом положительно, так как она очень важна. Могу сказать, что эта инициатива сейчас очень нужна. Как вам известно, Запад на протяжении сирийского кризиса делал все возможное для того, чтобы развязать войну в Сирии и в регионе в целом. Иногда под предлогом борьбы с терроризмом, иногда — поддержки народов, которые восстали за свободу, а также под другими ложными предлогами, которые тиражируются в западных СМИ. Российская инициатива также была важна, так как она подтвердила приверженность политическому урегулированию в Сирии и таким образом сорвала планы тех, кто на Западе призывает к войне, особенно в США, Франции и Британии. Так же, как они сделали на Украине. Как вам известно, те, кто призывают к войне, вооружают некоторые стороны конфликта на Украине для смены режима, надеясь впоследствии сделать то же самое в России. Поэтому принцип этой инициативы является правильным и важным. Мы постоянно заявляем и верим, что любая проблема, какой бы она ни была, должна решаться политическими средствами. Что касается факторов успеха, то они должны совпадать. Должны совпадать форма, о которой вы сейчас сказали, и содержание. По форме это межсирийский диалог, и для того, чтобы быть успешным, он должен оставаться только сирийским. То есть не должно быть внешнего влияния на участников диалога. Проблема в том, что некоторые из тех, кто примет участие в диалоге, пользуются поддержкой западных или региональных государств, которые оказывают влияние на принимаемые ими решения.
Как вы знаете, несколько дней назад одна из этих сторон заявила, что не будет участвовать в диалоге, так же как не участвовала и в первом раунде. Таким образом, стороны переговоров должны быть подлинно сирийскими, а значит, независимыми и выражать чаяния сирийского народа с учетом всех его политических пристрастий. Только тогда успех будет сопутствовать диалогу. Поэтому успех этих инициатив обусловлен тем, чтобы другие государства не вмешивались в них, как это предложила Москва в ходе первого раунда, чтобы диалог был межсирийским. Россия сейчас играет роль медиатора межсирийского диалога, а не навязывает свое мнение. Если дела сложатся таким образом, я считаю, что этот диалог даст положительный результат в плане стабилизации обстановки в Сирии.
— Что вы можете сказать по поводу инициативы спецпосланника ООН в Сирии Стефана Де Мистуры, касающейся замораживания конфликта в Алеппо?
— С первых встреч с Де Мистурой мы поддержали его идеи. Когда мы договорились об основных принципах инициативы, которые были впоследствии им озвучены, его команда начала работу в Сирии для реализации его идеи. Мы продолжили поддерживать и обсуждать с ним все детали. Инициатива в принципе верная, так как связана с реальным положением дел на земле, что делает ее похожей на процесс нацпримирения в Сирии. Основная цель — ослабить давление и снять угрозы мирному населению в Алеппо, как начальный этап его миссии.
Однако инициатива Де Мистуры зависит от разных сторон. Главным образом — от сотрудничества с правительством Сирии как главной стороны. С другой стороны, зависит и от позиции боевиков-террористов, окопавшихся в разных районах Алеппо. Это сближает ее с аналогичной проблемой в межсирийском диалоге. Некоторые боевики находятся под влиянием других государств. В данном случае в Алеппо все террористические группировки реально напрямую поддерживаются Турцией. Поэтому эти силы с момента объявления инициативы Де Мистуры заявили об отказе сотрудничать с ним и категорически отвергли саму инициативу. Неделю назад они подтвердили этот отказ. Также они подтвердили отказ минометным обстрелом гражданских лиц в Алеппо, который привел к многочисленным жертвам. Инициатива Де Мистуры важна с точки зрения содержания. Она реалистична, и в случае, если Турция и ряд других государств, которые спонсируют боевиков, перестанут вмешиваться, есть большие шансы на успех. Одна из главных причин ее потенциального успеха заключается в том, что большинство сирийцев хотят избавиться от террористов.
— Ваш прогноз по результатам таких примирений? В провинции Дамаск и в других?
— Мы начали процесс нацпримирения около двух лет назад. Он идет параллельно политическому процессу. Как я уже сказал, любая проблема заканчивается политическим решением. Однако оно обычно вырабатывается долго и медленно. Есть факторы, которые могут его задержать или способствовать временным неудачам. Однако каждый день в Сирии гибнут невинные люди. У нас нет времени ждать политурегулирования, и мы вынуждены принимать и другие меры, защищая граждан. Конечно, еще одним направлением является борьба с террористами. Однако есть и третье направление — через нацпримирение, которое предусматривает возвращение граждан в свои дома, выход боевиков из этих районов или сдачу ими оружия и возврат к мирной жизни. Они таким образом попадают под амнистию и возвращаются к нормальной жизни. В рамках вышеупомянутого процесса мы освобождаем заключенных. И в действительности в области нацпримирения в Сирии были достигнуты большие успехи, что привело к ситуации в сфере безопасности для многих сирийских граждан в разных провинциях. Мы будем продолжать эту линию, которая подтвердила свою эффективность, параллельно с продвижением по пути политического урегулирования, прогресс на котором мы надеемся увидеть в ходе консультационной встречи в Москве в апреле.
— Многие западные лидеры говорят, что мирное урегулирование конфликта в Сирии должно идти без участия президента Башара Асада. Как вы считаете, возможно ли это?
— Эти заявления, которые мы слышим с самого начала кризиса, отражают западное видение, которое является колониалистским. Если Западу не нравится какое-либо государство, он пытается сменить правительство или президента. Когда они применяют эту логику, они не учитывают мнение народа. Для них все просто: нам не нравится президент — мы его сменим. Когда они делали эти заявления, они исходили из неправильных данных, которые соответствовали минувшей эпохе и давно устарели. Сегодня народы не согласны с тем, чтобы за них из-за рубежа решали их будущее, судьбу или то, кто будет ими управлять. То же самое мы видим сегодня на Украине. И это является их целью в России. Им не нравится президент Владимир Путин, и они его демонизируют. И так везде. Но я хотел бы подчеркнуть, что сирийский народ сам будет решать свою судьбу и нас не волнует, что об этом говорили западные страны или их региональные союзники. Нас не волнует, говорят ли они о том, что президент уйдет или останется, признают его легитимным или нет. Источником моей легитимности является народ. Народная поддержка является основой стойкости госинститутов в Сирии. Не стоит тратить время на заявления европейцев, которые сегодня говорят одно, а завтра другое.
Урегулирование сирийского кризиса вполне возможно. Если сирийцы сядут и начнут диалог, мы достигнем результатов. Мы недавно говорили о нацпримирении, это самое сложное. Когда одна сторона садится за стол переговоров с другой, которая угрожает ей оружием, это намного сложнее, чем переговоры с теми, кто занимается политикой, поскольку в конфликтах есть кровь и гибель людей. Несмотря на это, мы достигли успеха. Когда у нас это получилось? Когда мы смогли вести процесс нацпримирения без иностранного вмешательства. Я повторяю: для успеха межсирийского диалога нужно нейтрализовать иностранное вмешательство и остановить поставки оружия террористам из Турции, Саудовской Аравии, Катара и ряда европейских государств. Сами британцы и французы заявляли, что они поставляют оружие. Также необходимо прекратить финансирование боевиков, особенно из Саудовской Аравии и Катара. Тогда процесс политического урегулирования пойдет проще, так же как и перемирия с боевиками. Поскольку сирийское общество сегодня поддерживает замирения и все эти развязки.
Это общество никогда не было расколото, как казалось некоторым, так как происходящее в Сирии не является гражданской войной. На гражданской войне стороны разделены по религиозному или этническому признаку. В Сирии этого нет. Люди живут вместе. Но большинство людей покидают районы, подконтрольные террористам в безопасные районы под контролем властей.
— Как можно противостоять попыткам вмешательства извне?
— Естественно, если у тебя с самого начала имелась межконфессиональная проблема, создававшая раскол в обществе, другим государствам будет легко играть на этом для дестабилизации ситуации. Вам известно, что некоторые иностранные государства пытались сыграть на этом и в России, поддерживая экстремистские группировки, занимавшиеся террористической деятельностью. Их цель — не просто гибель невинных людей, их основная цель — внести раскол в российское общество и ослабить страну, государство, а может, и развалить Россию. Вот какие планы они вынашивали в отношении России и Сирии. Поэтому я и говорю, что есть очень похожие моменты. Поэтому государство должно превентивно реагировать на такие угрозы, оберегать территориальную целостность, обеспечивать свободу вероисповедания, свободу мысли. Никакая группа не должна чувствовать, что ей мешают исповедовать свою веру. Эти права защищены в Сирии, что является одной из важнейших причин стойкости сирийского общества перед лицом этих посягательств. Хотя лозунги, которые использовали иностранные СМИ, а также террористы, были направлены на внесение раскола, особенно на межконфессиональной основе.
Вначале некоторые в Сирии даже поверили этим лозунгам, приняв их за чистую монету. Однако в результате налаживания диалога с участием государства и использованием различных средств просвещения при активной роли религиозных организаций мы смогли решить эту проблему. И они обнаружили, что проблема не имеет отношения к религии, а связана с терроризмом, поддерживаемым из-за рубежа.
Здесь мы преуспели, решив эту опасную проблему, которую вы затронули в своем вопросе.
— Говорят, что еще до кризиса Запад предлагал вам способы избежать противостояния. Что это были за предложения?
— Я снова возвращаюсь к западному менталитету, который до сих пор живет в колониальной эпохе. Запад не приемлет партнерства. Ему обязательно нужно подчинить. Даже на Западе США не нужны партнеры, даже европейцев они хотят подчинить. Они никогда не принимали Россию как партнера, так как она является великой державой. Российские официальные лица всегда положительно высказываются о партнерстве с Западом. В ответ на это Запад не воспринимает Россию как великую державу и партнера на международной арене. Они, естественно, не воспринимают такую маленькую страну, как Сирия. Запад не принимает, когда мы говорим нет по вопросам, которые противоречат нашим интересам. Они раньше много чего просили. Пытались в ряде случаев оказать давление на нас, чтобы мы отказались от наших прав на оккупированные Израилем сирийские земли. Требуют от нас отказаться от поддержки сопротивления в Палестине и Ливане.
Затем, еще до кризиса, они, к примеру, оказывали на нас давление, чтобы мы отдалились от Ирана. В других случаях они хотели использовать наши отношения с Тегераном в контексте иранского ядерного досье, хотели, чтобы мы убедили Иран пойти против собственных интересов, и мы отказались. И тому подобное. В итоге их требования сводились к подчинению сирийского государства и включению его в западные проекты в регионе. Если бы мы согласились, мы бы стали, как я и говорил ранее, хорошим, умеренным и демократическим государством. Они сегодня говорят, что наша страна недемократична. В то же время поддерживают хорошие отношения с Саудовской Аравии, которая не имеет вообще никакого отношения к демократии. Там нет выборов, женщины бесправны и многие другие вещи, о которых все знают. В этом и заключается западное лицемерие.
— Что все-таки требовал Запад от Сирии, чтобы он перестал вооружать сирийскую оппозицию и вступил в политическое урегулирование?
— Они хотят, чтобы мы превратились в марионеток. Я не думаю, что у Запада есть политическое решение. Он его не хочет. Естественно, когда я говорю Запад, я имею в виду прежде всего США, Францию, Британию. Остальные государства являются второстепенными. Эти страны не хотят политического урегулирования. Для них оно заключается в разрушении государства и его замене на марионеточное, как это произошло на Украине. Для них то, что произошло на Украине, это и есть политическое урегулирование. Однако, если бы у власти остался избранный народом президент, то они бы сказали, что он диктатор и убивает свой народ. Те же пропагандистские уловки. Поэтому у Запада нет политического решения. Они хотят разжигать войны и менять власть везде.
— Сейчас вам выдвигают какие-то секретные условия?
— Нет, пока нет. Нет никаких закулисных предложений.
— Недавно госсекретарь США Джон Керри сказал в интервью телеканалу CNN, что он готов вступить в переговоры с сирийскими властями, а потом госдепартамент это опроверг. Какова ситуация на текущий момент? Может быть, есть такая возможность и США выходили с какими-нибудь предложениями?
— Что касается заявлений американских официальных лиц, по-моему, мир привык к тому, что они сегодня говорят одно, а завтра другое. Бывает и по-другому. Один чиновник говорит одно, а другой его опровергает. Это отражает борьбу внутри американской администрации и между лобби, играющими на американском политическом поле. У них разный подход к ряду вопросов. Основная борьба по Сирии и Украине развернулась между двумя лагерями. Первый лагерь настаивает на войне, прямом военном вмешательстве в Сирии и Ираке, отправке контингента на Украину, может быть, сил НАТО, поставках оружия силам переворота. Другой лагерь выступает против вмешательства, так как он извлек уроки из прошлых войн. Как вы знаете, со времен Вьетнама и до Ирака ни одна из войн США не была успешной. Единственное, в чем они преуспели, это разрушение. В итоге они терпели поражение и уходили из разрушенной страны. Создается впечатление, что эта группа до сих пор в меньшинстве. Несмотря на все эти заявления, мы не видим реальных изменений американской позиции. Мы видим, что радикальный лагерь по-прежнему определяет политику США в мире. По отношению к Сирии линия США осталась неизменной. Между нами и американцами нет прямого диалога. Определенные идеи передаются иногда через третьи страны или третьих лиц, но это нельзя считать серьезным диалогом и воспринимать всерьез. Нам остается только ждать реального изменения американской политики. Тогда мы можем сказать, что это всерьез и у них появились ясные требования. Сейчас американские требования заключаются в том, о чем я сказал ранее. Они хотят разрушить сирийское государство и заменить его марионеточным.
— Запад уже наносит авиаудары по террористам, захватившим часть территории Сирии. Как вы оцениваете их эффективность? Есть ли от них какая-то польза в военном смысле? И сразу хотел бы уточнить — появляются заявления, что якобы целями бомбардировок становятся не только объекты ИГИЛ, но и другие объекты, в том числе объекты сирийской армии. Так ли это?
— Если вы следите ежедневно или еженедельно за СМИ, то вы увидите, что так называемая антитеррористическая коалиция наносит около десяти ударов в день в Сирии и Ираке. В эту коалицию входит 60 развитых и богатых государств. В то же время маленькие по сравнению с коалиционными сирийские ВВС за один день наносят в несколько раз больше ударов. Это очевидно. Даже если ты не военный, поймешь, что это нелогично. Это указывает на несерьезность их намерений. Возможно, некоторые из этих стран не хотят расширения ИГИЛ в Сирии и Ираке, но в то же время, похоже, они не хотят покончить с ИГИЛ. Они хотят использовать эту террористическую структуру для угроз и шантажа других стран. Мы можем прямо сказать, что до сих пор серьезная антитеррористическая операция и не начиналась. За один день сирийская армия делает в поле больше, чем все эти страны, вместе взятые, за несколько недель. Таким образом, эти государства несерьезны. И не только в военном плане. С точки зрения политики антитеррористическая коалиция не может состоять из тех же государств, которые поддерживают терроризм. В итоге есть два аспекта: военный и политический. Они связаны между собой, и результат у них один. По ИГИЛ бьют в одном месте, а оно расширяется в другом.
— Так объекты сирийской армии от этих бомбардировок страдают? И как вы относитесь к идее ввода миротворцев в Сирию?
— Позиции сирийской армии не подвергались бомбардировке. Бомбили инфраструктуру, которая принадлежит сирийскому народу.
Последствия этого были для нас, как для народа и государства, негативными. Что касается миротворческого контингента, то он обычно располагается между воюющими странами. И когда кто-то говорит о введении миротворцев применительно к ИГИЛ, он тем самым признает ИГИЛ как государство. Такая риторика неприемлема и опасна. Тем более что террористы, будь то ИГИЛ или "Джабхат ан-Нусра", вторгаются в жизнь людей, большинство из которых не поддерживают экстремистскую и террористическую идеологию. Таким образом, размещение миротворческого контингента неуместно.
— Как вы работаете с молодежью — с тем, чтобы объяснить, что ислам это религия мира?
— Проблема в первую очередь лежит в плоскости идеологии. Некоторые страны относятся к террористам как к банде, которую нужно ликвидировать. Это окончательное решение, последняя мера. Однако реальное решение проблемы терроризма — идеологическое.
Следовательно, ключевым является участие в этом авторитетов в религиозной сфере, и я это полностью поддерживаю. Конечно, мы не впервые сталкиваемся с этой идеологией. Это началось в первой половине 60-х годов прошлого века, когда мы столкнулись с организацией "Братьев-мусульман", которые стали предвестником появления в исламском мире "Аль-Каиды". Это противостояние достигло апогея в начале 80-х. Тогда мы начали бороться идеологически против "Братьев-мусульман", распространяя правильный ислам. Сегодня ситуация изменилась. Тогда не было интернета и соцсетей, спутниковых каналов. Тогда было легче работать в информационно-культурной сфере. Проблема, с которой сталкиваемся сегодня и мы, и вы, и все страны, в которых есть крупные мусульманские диаспоры, это деятельность спутниковых каналов экстремистской направленности, опирающихся на ваххабитскую идеологию и финансирующихся из Саудовской Аравии. То же самое относится и к соцсетям. Это очень большая проблема. Поэтому мы сконцентрировались в первую очередь на религиозных организациях. Они сыграли большую роль в этом процессе, разрабатывая идеологию и обучая имамов, несущих идеи правильного ислама — умеренного и просвещенного. Особое внимание было уделено спутниковому вещанию. Мы запустили канал, несущий идеи умеренного ислама широкой мусульманской аудитории и в то же время рассчитанный и на богословов. Религиозные деятели также проводили просветительскую работу в мечетях и на других площадках, разъясняя, что происходит на самом деле. Терроризм не имеет отношения к религии. Терроризм остается терроризмом, где бы он ни был. Ислам — религия мира, как и другие авраамические религии. К сожалению, во многих случаях с террористами в Сирии после их изучения мы видим, что переход от умеренности к экстремизму был быстрым.
Причина кроется в том, что и в обществе, и в семье позиции умеренного ислама были не очень сильны. Поэтому я считаю, что эта работа востребована везде, где есть исламское сообщество, которое может стать объектом ваххабитской идеологии и ваххабитских организаций.
— В Тартусе продолжает функционировать пункт технического обеспечения военно-морского флота России. Если не сейчас, то в дальнейшем рассматривается ли возможность преобразования его в полноценную военно-морскую базу России? Вы видите для себя эту возможность?
— Что касается российского присутствия в различных регионах мира, в том числе в Восточном Средиземноморье, в сирийском порту Тартус, оно необходимо для поддержания баланса, который мир потерял после распада СССР более 20 лет назад. Для нас чем больше укрепляется присутствие России в нашем регионе, тем более стабильным он становится, поскольку Россия играет очень важную роль в укреплении стабильности во всем мире. В этой связи я могу сказать, что мы приветствуем расширение российского присутствия в Восточном Средиземноморье, особенно у наших берегов и в наших портах, с той же целью, о которой я только что сказал. Это, конечно, зависит от планов российского военного и политического руководства по размещению и расширению российского военного присутствия в различных регионах и морях. Если у российского руководства имеется намерение расширить присутствие в Восточном Средиземноморье и Сирии, то мы, безусловно, приветствуем такого рода планы. Что касается контрактов и сирийско-российского ВТС, как вам известно, у него давняя история, которая насчитывает более 60 лет. Характер наших связей в этой сфере неизменен и в условиях кризиса. Есть контракты, заключенные до начала кризиса, которые были выполнены во время кризиса. Есть и другие контракты о поставках оружия и сотрудничестве, которые были подписаны во время кризиса и выполняются в настоящее время. Естественно, сущность этих контрактов претерпела определенные изменения с учетом характера боев, которые ведет сирийская армия против террористов. Основным является то, что характер наших отношений не меняется и они продолжаются.
— Религиозные и этнические меньшинства в Сирии нередко становятся объектами террористических атак. Есть ли какие-то специальные программы от властей Сирии в виде их перемещений, создания условий для беженцев, мест, где могут жить эти беженцы, представители этих меньшинств, которые убегают от ИГИЛ в частности?
— Я уже говорил, что террористы с самого начала прибегали к лозунгам, которые сеяли конфессиональную и этническую рознь. Целью их было заставить целые составляющие сирийского общества покинуть страну и превратить Сирию в моноконфессиональное государство. А там, где нет разнообразия, всегда расцветает радикализм. Правда в том, что террористы атаковали не только меньшинства, они напали на всех граждан Сирии. Эти лозунги нужны были для внесения раскола в сирийское общество. И если бы мы защищали только меньшинства, мы бы помогали террористам осуществить задуманное. Сирийское государство должно оказывать внимание и защищать всех граждан. Этим и занимается Сирийская арабская армия. Я считаю, что у нас должен быть единый план, нацеленный на защиту нашей страны и нашего народа. Защищая весь народ, мы даем понять, что он един, не разделен на меньшинства и большинство и он весь является целью террористов.
Что касается количества, у нас нет точной статистики. Этот показатель ежедневно меняется. Многие люди перемещаются из одного региона Сирии в другой к своим родственникам. Поэтому они не входят в число внутренне перемещенных лиц (ВПЛ). Конечно, общее число ВПЛ исчисляется несколькими миллионами. Однако зарубежные СМИ существенно преувеличивают их количество для того, чтобы использовать в качестве предлога для осуществления вооруженной гуманитарной интервенции. Но сирийское государство заботится о тех, кто лишился крова. Развернуты центры временного размещения ВПЛ, которым оказывается медицинская и продовольственная помощь, обеспечивается доступ к школьному образованию для их детей. Конечно, мы не можем полноценно компенсировать им их прежний уровень жизни, но эти меры носят временный характер, пока они не вернутся к родным очагам.
— Какова ваша позиция по предстоящему саммиту ЛАГ без участия Сирии?
— Что касается саммитов ЛАГ, то со времени, когда я в последний раз присутствовал на них, до настоящего момента никаких сдвигов во внутриарабских делах не произошло. Это связано с межарабскими отношениями. Часть стран-членов на самом деле представляет интересы западных государств, что мешает любому прогрессу в работе Лиги. Другая часть арабских стран не играет никакой роли, оставаясь полностью нейтральными. И, наконец, меньшинство членов ЛАГ пытается играть какую-то роль. Например, когда в ЛАГ был поставлен вопрос о поддержке военной операции против Ливии, единственным государством, проголосовавшим против, была Сирия. Это было до кризиса и стало одной из причин, по которым арабские государства-сателлиты Запада принялись нагнетать негатив в отношении Сирии и разжигать кризис. Поэтому межарабские отношения сейчас подчинены западным интересам и не являются самостоятельными. Что касается отношений с Египтом, то эта страна пострадала от терроризма так же, как и мы, пусть чуть иначе, а также от попыток вмешательства в ее дела со стороны некоторых арабских стран, которые спонсировали террористов. Однако в целом в Египте — как на уровне народа, так и на уровне руководства — существует правильное понимание того, что произошло в Сирии в последнее время. Существуют очень ограниченные отношения между нашими странами, в практическом плане — на уровне спецслужб. Однако мы не можем говорить о настоящих отношениях или каком-либо сближении, пока нет прямого контакта на политическом уровне. Этого пока не произошло. Мы хотим в ближайшее время увидеть реальное сближение между нашими странами, так как сирийско-египетские отношения играют важную роль в общеарабском контексте. Конечно же, сирийско-иракские отношения находятся на хорошем уровне. Существует двусторонняя координация, поскольку борьба против терроризма идет на одном поле.
— В последнее время в Сирию зачастили иностранные парламентские и политические делегации. Это говорит о пересмотре на Западе отношения к происходящему в Сирии?
— Недавний приезд в Сирию иностранных делегаций, некоторые из которых посетили нашу страну открыто, другие — конфиденциально, говорит о двух вещах. Во-первых, они отражают существующее недоверие на Западе к информационной кампании в отношении происходящего в регионе. Та ложь, которая распространяется в течение четырех лет, перестала быть убедительной. Ситуация меняется. На Западе люди начали понимать, что многое из того, о чем мы говорили с самого начала кризиса, оказалось правдой. Например, как в том случае, когда мы говорили, что терроризм расширяется, они говорили, что его нет. Эти делегации, состоящие из представителей СМИ, НПО, парламентариев, хотят посетить Сирию, чтобы на месте ознакомиться с ситуацией. Это с одной стороны. Другой аспект касается отношений с этими странами. Нередко западные официальные лица в ходе встреч говорят нам, что некоторые представители западного политистеблишмента забрались на дерево так высоко, что не могут спуститься, и мы такими встречами должны помочь им спуститься на землю. Они так часто врали общественному мнению своих стран, что если сейчас захотят поменять риторику, общественное мнение справедливо заметит, что они врали четыре года, а теперь говорят нечто диаметрально противоположное. Этим политикам нелегко будет сказать правду, поскольку это будет означать конец их политической карьеры. Поэтому они часто направляют сюда делегации, которые по возвращению подвергаются нападкам. Мол, они приехали в частном порядке и не имеют отношения к государству. Эти делегации могут быть парламентскими, но с ними приезжают и представители исполнительной власти: спецслужб, министерств обороны и т.п. Это демонстрирует, что западные страны продолжают врать, но в то же время пытаются найти выход из той затруднительной ситуации, в которую сами себя поставили.
— За четыре года, что продолжается кризис в Сирии, какие выводы вы сделали относительно международных отношений, относительно того, каких позиций стоит придерживаться при управлении государством?
— Очевидно, что обязанность любого государства — защищать интересы народа и страны. И, безусловно, роль государства заключается в реализации этих интересов. Проблема противостояния на протяжении десятилетий включает в себя сирийский кризис. Я постоянно возвращаюсь к тому, что есть связь между сирийским кризисом и происходящим на Украине. Во-первых, потому что обе страны имеют значение для России, во-вторых, потому что в обоих случаях цель — ослабить Россию и создать марионеточные государства. Когда государство защищает интересы народа, естественно, что при проведении своей внутренней и внешней политики оно руководствуется благом народа. Это требует постоянного диалога между властями и гражданами. Естественно, в любой стране есть разные мнения. Но в итоге должна быть генеральная линия, определяющая общую политику государства. В этом случае, даже если ты совершил ошибку, народ во время кризиса тебя поддержит, поскольку твои намерения хорошие и ты не проводишь политику других государств, а выполняешь волю своего народа — пусть и не всегда идеально. Поэтому я всегда говорю, что залогом нашего успеха за последние четыре года стало то, что мы обращали внимание не на западную кампанию и не на заявления западников, а на то, о чем думает сирийский народ в целом. Особенно в период идеологической поляризации сирийского общества на тех, кто поддержал государство, и тех, кто пошел против. Были и те, кто не определился. Многие из них встали на сторону государства, когда узнали правду. Не из-за того, что они поддерживают государство с политической точки зрения. У них могут быть большие разногласия с государством в сфере политики, экономики, культуры и международных отношений. Они убедились, что наше государство действительно национальное и работает на благо своего народа.
Изменения в эту политику могут быть внесены только в конституционном и легальном порядке. Вот что в действительности защитило нашу страну. Любое отклонение от этой позиции могло привести к краху с первых месяцев кризиса. Их расчет на то, что государство и президент падут, казался им верным, так как они исходили из того, что мы отдалимся от народа, идя своим путем. Однако мы этого не сделали.
— Вы говорили о попытках госпереворотов в разных странах извне, что есть отработанная технология, шаблон, по которому действуют спецслужбы тех государств, которые заинтересованы в этих переворотах. До начала кризиса они пытались разыграть подобное с вами?
— Да, действительно, эти попытки не прекращались в течение немногим более 50 лет. Эта деятельность велась на двух направлениях.
Во-первых, попытки свергнуть власть, но эти попытки постоянно проваливались. После этого они приступили к попыткам ослабить государство изнутри. Или иногда снаружи, устанавливая блокаду, как это происходит в случае с Россией. Блокада России — не что иное, как попытка ослабить ее изнутри. В отношении нас в течение нескольких десятилетий установлена блокада, которая усиливается. Как это было в случае с Кубой. И там, как и здесь, они потерпели неудачу. Были также попытки ослабить страну изнутри через людей, ментально и своими устремлениями связанных с Западом, а не с нами. Они были восхищены Западом, испытывали перед ним комплекс неполноценности и работали в его интересах. Был и другой путь, по которому пошли, например, "Братья-мусульмане". Эта организация возникла в Египте в начале XX века при поддержке Великобритании, а не Египта. Англичане создали ее для того, чтобы в случае нужды использовать для дестабилизации Египта. Ее влияние распространилось на другие арабские государства, в том числе Сирию. Эти посягательства не прекратятся, пока Запад мыслит категориями эпохи колониализма. И пока есть государства, которые не приемлют иностранного вмешательства в свои внутренние дела, в число которых входят Россия, Сирия, Иран и многие другие страны мира. Мне кажется, что западные страны не прекратят эти попытки, потому что это логика истории. Всегда есть государства, которые хотят навязать свою волю другим странам военными мерами, экономическими или путем создания проблем и шантажа.
