В 2006 году я наконец съехал от родителей и снял квартиру на Беговой, в старой шестиэтажной «сталинке». Это была потрясающая двухкомнатная квартирка, которая располагалась так, что проходила сквозь весь дом — то есть у меня было два балкона, которые выходили на разные стороны дома.

Первое время я жил без особых приключений. Приходил домой с работы, мылся, садился за компьютер... К часу ночи я ложился и засыпал.

Инцидент произошел летом 2007 года. Все началось с того, что я решил подвинуть кровать так, чтобы с утра солнце мне не светило в лицо. Вышло так, что теперь изголовье кровати было приперто к углу, образованным стенами между квартирами. В эту же ночь случилось неприятное. Я лег спать, уставший после работы, и прижался ухом к прохладной стенке. Я уже засыпал, как вдруг отчетливо услышал чьи-то вздохи, сопения и плач. Тихий-тихий, невероятно горький, этот плач заставил все волосы на теле шевелиться. Более страдальческого плача я не слышал в жизни — словно за той стеной находился несчастный, который плакал там не один десяток лет. Я резко отскочил от стенки и решил, что мне это показалось. Проворочавшись в кровати до трех-четырех часов ночи, я уснул. Наутро я забыл об этом.

Прошло несколько недель, и вот однажды я вышел покурить ночью перед сном на балкон. Здесь я сделаю небольшое отступление и объясню схему моего дома. Квартира, откуда я в ту ночь услышал плач, находилась прямо рядом с моей, но её обитатель жил в другом подъезде. Его балконы, как и мои, выходили по разные стороны дома и были от моих балконов на расстоянии метра с чем-то. Однако я никогда не видел, чтобы кто-то открывал двери на те балконы, и уж тем более не видел, чтобы кто-то выходил на балконы, хотя там были разные штуки, в том числе мебель и домашняя утварь. Вообще, я думал, что там никто не живет, и все.

Так вот, вышел я покурить на балкон. Стою, курю, кругом тишина — никаких машин, никакого ветра, только едва различимый тихий гул города. Вдруг среди этой тишины раздается тяжелый всхлип, затем рычание и довольно громкий стон, словно кому-то прищемило конечность. Затем я услышал хруст и звук упавшего тела. Все это было слышно через закрытую дверь балкона. Должен вам сказать, что мне в первую очередь в голову пришла идея, что там кому-то плохо. Я даже задумался о том, что стоит перепрыгнуть на его балкон и пройти в квартиру, чтобы посмотреть, все ли в порядке. Но я понял, что все это чертовски странно и ужасно — одни эти звуки вызывали в душе непомерное отвращение и жалость, действуя не хуже звуков царапания стекла. Тут же я вспомнил тот вечерний плач. Я долго стоял на балконе в размышлениях. Тут мне в голову пришла идея — послушать через стетоскоп, что же творится в соседней квартире за стеной.

Я включил в квартире все лампы, так как все еще находился в страхе. Приставив стетоскоп к стене, я услышал оттуда тот же самый плач, стоны и всхлипывания. На слух это был мужчина. Это продолжалось в течение десяти минут. Я, как паралитик, не мог ничего поделать и слушал, как за стеной кто-то плачет. У меня самого начали литься слезы от сочувствия и сопереживания. Клянусь, более жалобного и несчастного плача я никогда не слышал и не услышу. Меня бросало в дрожь. Плач то затихал, то становился громче. Хуже всего было то, что сквозь всхлипы можно было различить слова: «Я, не я, забери меня, оставь меня», — и это повторялось не один раз.

Я так и не уснул этой ночью. На следующий день (я помню, это был выходной) я решил узнать у соседей о жильцах той загадочной квартиры, откуда доносится плач. Большинство ответили, что там, по их мнению, никто не живет, но одна пожилая дама сказала, цитирую: «Там художник жил с женой давно. Жена умерла, и с тех пор художник не покидает квартиру. К нему несколько раз ходили родственники давным-давно, но теперь туда никто не ходит. Да он и дверь никому не открывает. Наверное, он съехал оттуда давным-давно. Свет у той квартиры в окнах не горит-то никогда».

Я решил сам позвонить к нему в дверь. Вычислил квартиру, поднялся на нужный этаж и нажал на кнопку звонка. Услышал, как внутри звенит звонок, но так никто и не подошел. Я даже шагов не услышал. Простоял минут десять и ушел ни с чем. Я был очень рад, когда после этого вышел на воздух. Не знаю почему, но стоять у той двери мне было чудовищно неприятно.

Весь вечер меня не покидали мысли о том художнике. Я знал, что он еще там. И знал единственный способ узнать правду — просто перепрыгнуть к нему на балкон и залезть в комнату. На тех балконах не было замков, и я полагал, что художник вряд ли поставил бы сам свои. Даже если так, то стекло на двери можно и разбить.

Я опять прилип к стене в надежде что-то услышать. Но был еще вечер, за окном шумели машины, кричали дети (я жил у детсада), и я ничего не мог расслышать. Простоял так пять минут и уж было решил отойти, как вдруг услышал крик. Ужасный крик боли. Не тот крик испуганного, не крик злобы, не крик ярости. Это был крик самой настоящей боли, невыносимой физической боли. Этот крик я узнаю из тысяч, слышал его не один раз в онкологии, где работаю. Крик страдания. Я оцепенел и продолжил слушать. Крики были достаточно громкими, но из-за шума их было трудно разобрать. За первым громким криком последовало еще несколько криков, которые становили все тише и тише, словно кричащий привыкал к той боли, из-за которой он и кричал. Затем послышался грохот, словно кто-то рухнул на паркетный пол, а затем раздался довольно громкий всхлип и вой.

Тут мне стало дьявольски страшно. Я не знал, что мне делать. Точнее, я точно знал, что мне нужно сделать, но боялся этого. Мне так не хотелось лезть к нему в квартиру — но я точно знал, что сделаю это. Ведь я доктор, я должен помогать людям. Это словно безусловный рефлекс. За стеной крики и стенания — значит, надо лезть туда. Но все это было очень страшно.

В общем, я собрался и вылез на балкон, на всякий случай прихватив с собой нож. Еще были сумерки, и я решил поспешить. Перепрыгнул расстояние между балконами и залез на соседний балкон. Я попытался присмотреться через стекло, что же там в комнате, но освещение и занавески не позволили. Должен сказать, что вид занавесок сам по себе заставил меня покрыться мурашками. Они все были в ожогах и царапинах. Я постоял немного на балконе и, собрав в кулак всю свою смелость, толкнул дверь перед собой. Она поддалась с большим трудом — было видно, что ее никто не открывал уже много лет. Из створки на меня дунул невероятно вонючий, затхлый воздух, словно я залез в какой-то сортир. Протолкнув дверь, я пролез мимо занавесок в комнату, оставив дверь за собой открытой — для воздуха и освещения. Я поднял взгляд с ручки двери, чтобы осмотреть комнату.

Это была самая настоящая дикость. Я увидел нечто неописуемое — мое сердце сжалось, а по телу прошла дрожь. Все, абсолютно все в комнате было расцарапано надписями, от паркетного пола до потолка, измазано старой и не очень старой кровью, замазано различными испражнениями. Все воняет, все затухло, повсюду пыль и паутины... Мебель, стены — все было расцарапано надписями со словами «Я НЕ Я», «ОИ ЗАЕЕ ИИУМЕНЯ НЕЯЯ ЯНЕ». В дальнем углу лежало абсолютно бледное, чуть ли не синее, полностью раздетое и невероятно худое тело. Оно тихо сопело и стонало. Тело все было в царапинах, которые повторяли надписи на стене. Он был весь измазан кровью разной степени старости, от коричневого до алого цвета. Одна рука была на голове, поэтому я мог видеть изуродованные пальцы, которые были в крови. От тела шло два кровавых шлейфа, кровь была свежей. Увидев все это, я замер — просто не мог пошевелиться. Это был не столько страх самосохранения, а оцепенение от осознания невозможности такой картины. Я просто не мог поверить. В двадцати сантиметрах от моей комнаты находилось ЭТО?!

Приходя в себя, я сделал неуверенный шаг в сторону тела. Тут раздался странный хруст, и я ощутил, что на что-то наступил. От звука шага и хруста тело резко повернулось на спину и взглянуло на меня бешеными красными глазами. Все его лицо было исцарапано и измазано в крови. Было впечатление, что на меня смотрит жертва жестоких пыток. Его взгляд, полный безумия, вперился в меня, но я не ощутил никакой тяжести этого взгляда — он смотрел так, будто я не существую, словно я его галлюцинация. Я медленно двинул ногу, чтобы посмотреть, на что я наступил. И моему взору предстал человеческий палец. Палец ноги лежал в луже свежей крови. Я медленно поднял взгляд и посмотрел на ноги жильца этой квартиры, а потом на его лицо, и мне стало понятно, что это были за 10 криков. Просто он откусил себе пальцы ног. Каждый по очереди.

Что было со мной дальше, я плохо помню. Помню, как очнулся на лестнице в подъезде. Меня привели в чувство сотрудники скорой помощи. Оказалось, что я звонил в скорую и милицию. Они вывезли меня в подъезд, чтобы не стоять в той вони. Беднягу художника они забрали и увезли. Я мог бы узнать, куда именно, мог бы даже заняться его делами, так как сам являюсь врачом. Но мне не хотелось знать, что за ужас, что за боль заставили его прийти к такому образу жизни, к таким страданиям, что он видел и что чувствовал каждый день. Так что я знаю его историю. Не знаю и не хочу знать.