Сегодня, 9 января 2015 года, исполняется 110 лет со дня события, которое вошло в историю России как «Кровавое воскресенье» - отправная точка первой русской революции. 9 января 1905 года – трагическая кульминация забастовки, начатой 3 января на Путиловском заводе Петербурга. Общее число рабочих, до 9 января присоединившихся к массовой январской забастовке, в которой переплелись возгласы от «Ликвидации гнёта капитала!» до «Долой царя!», по оценкам историков составило около 88 тысяч человек. Даже сегодня это число бастующих выглядит внушительно, а для города образца более чем вековой давности столь массовый протест был по-настоящему шокирующим.
Если первоначально движение, носящее название «Собрание русских фабрично-заводских рабочих г. Санкт-Петербурга», как следует из дневниковых записей его руководителя Георгия Гапона, ставило своей целью повышение уровня материального благосостояния рабочих, снижение трудовой нагрузки с одновременным переходом на «европейские нормы трудового дня» (8-часовой рабочий день), то со временем принимаемые «Собранием» декларации стали обрастать и явными политическими требованиями.
Список требования представителей «Собрания», которые, как сообщали сами его члены, были согласованы с активными членами заводских рабочих ячеек, выглядел так:
помимо 8-часового рабочего дня от владельцев крупных предприятий Санкт-Петербурга требовали согласования с рабочими группами ценовой политики в отношении реализуемой продукции, повышение денежных выплат для чернорабочих и женщин (окончательно обозначенная сумма – рубль в день), улучшение санитарных условий в цехах и мастерских, создание совместной комиссии для рассмотрения трудовых претензий и жалоб.
Одновременно с выдвижением требований по отношению к фабрикантам, составлялась петиция на имя государя – Николая II. И если первые части этой петиции носили информационный характер о тяжёлых буднях российского рабочего класса, то в завершающем разделе появляются требования именно политического толка: о создании Учредительного собрания и ликвидации чиновничьей прослойки между царём и народом.
Сегодня многое из того, что содержала петиция, составленная в 1905 году, может показаться откровенным популизмом (как например, ликвидация «чиновничьей прослойки»), но тогда, должно быть, это воспринималось как важнейшие зачатки «европейской демократии». Вполне очевидно, что ни сторона, поддержавшая петицию, ни сторона, к которой петиция была обращена (российская власть), явно не ожидали того эффекта, который себя проявит в результате оглашения требований. Если российская власть продолжала спать, считая, что революционная угроза – это лишь что-то эфемерное, несформированное и нереализуемое в России, то поддержавшие петицию, хотя и внешне бодрствовали, но явно не осознавали того, насколько сами готовы защищать свои требования и позиции. Не осознавали и того, насколько готовы поддаться давлению глашатаев революции, в которую выливался протест.
Этот процесс характеризует заявление, сделанное тогдашним заместителем министра финансов императорского правительства Василием Тимирязевым (орфография и пунктуация первоисточника сохранены):
Где это видано, чтобы в двадцать четыре часа собрать полторастатысячную толпу ко дворцу и чтобы ей в двадцать четыре часа дать Учредительное собрание, — ведь это невиданное дело, дай всё сразу. Мы все растерялись и не знали, что делать.
Но если правительство, да и сами рабочие, не были готовы к молниеносному развитию событий, причём с явным политическим вектором, то ситуацией смогли быстро и эффективно для самих себя распорядиться так называемые революционные партии, которые быстро смекнули, что волну рабочего протеста можно и нужно «оседлать». Если до «Кровавого воскресенья» авторитет революционных партий в России был ничтожным, то после того как их лидеры сообразили использовать питерские забастовки в своих целях, этот авторитет стал медленно, но расти. Появление агитаторов в массах протестующих рабочих привело к усилению радикализма и практически окончательному отходу от экономических требований к политическим.
Причудливое переплетение сил, пожелавших использовать народное недовольство тяжелейшими условиями труда, привело к революционной классике: трудовой романтизм протестов сменился работой пропагандистской машины, которая в конечном итоге и привела к большой трагедии.
Из воспоминаний Георгия Гапона (Письмо к министру внутренних дел П.Дурново, январь 1906 года; «Красный архив», 1925 год):
9 января совершилось, к сожалению, не для того, чтобы послужить исходным пунктом обновления России мирным путём, под руководством Государя с возросшим сторицею обаянием, а для того, чтобы послужить исходным пунктом — начала революции.
«Мирным путём» действительно не получилось. Если власти (после беседы Георгия Гапона с питерским градоначальником) полагали, что выступление легальных рабочих организаций 9 января 1905 года под руководством священнослужителя станет лишь оглашением требований, определённые из которых правительство было готово рассмотреть, то на деле всё вышло совершенно иначе.
Колонны рабочих (и, естественно, не только рабочих), 9 января выдвинувшиеся к Дворцовой площади сразу с нескольких направлений, были встречены войсками и полицией. Общая численность людей в колоннах, по данным историков, составляла от 100 до 150 тысяч человек (население Петербурга составляло на тот момент около 1,7 млн. человек). Демонстрантам противостояли около 38 тыс. военных и полицейских.
Кульминацией «Кровавого воскресенья» стали стычки, которые начались после попыток агитаторов, находившихся в толпе демонстрантов, переориентировать солдат на свою сторону. Из толпы, которую силовые подразделения пытались рассечь на части и выявить в каждой из них агитаторов, начала отвечать на эти действия булыжниками и палками, летящими в сторону пехотинцев и кавалеристов.
По заявлениям командования, военные неукоснительно соблюдали устав и перед стрельбой по демонстрантам призывали тех остановиться, осуществляя выстрелы в воздух. По свидетельствам многочисленных очевидцев, предупредительные выстрелы военных и полицейских, держащих оборону административных зданий сразу не нескольких направлениях, действительно были. Однако толпа уже испытывала на себе действие агитационных речей и, если можно так выразиться, всеобщий революционный экстаз, от которого любое предупреждение воспринималось как откровенная агрессия.
Описание январских событий 1905 года в Петербурге невольно отсылает к событиям февраля 2014 года в Киеве. Та же толпа, которая вышла с одними требованиями, и которую определённые силы переориентировали на требования совершенно иного характера. Те же всплески радикализма. То же противостояние с силовыми структурами, которыми выполняли свой долг по охране правопорядка. Однако есть здесь и ключевое различие – 9 января 1905 года войска всё-таки открыли огонь по толпе, а в феврале 2014 года в Киеве внутренние войска и украинская милиция были превращены в инструмент большой провокации, связанной с действиями «таинственных» снайперов, стрелявших и по протестующим, и по милиционерам.
Общее число жертв «Кровавого воскресенья» 1905 года: 129 погибших (умерших от ран) и около 300 раненых (это официальные данные того времени). По данным революционных партий, которые потом озвучил в своих записках Владимир Ленин, 9 января 1905 года в Петербурге были убиты и ранены 4600 человек. Европейская пресса и вовсе представляла данные, которые оценивались в десятки тысяч убитых и раненых. В частности, в британской и бельгийской прессе, появились статьи, в которых авторы, не понятно на кого ссылаясь (исходя из нынешних реалий, понятно, что ни на кого они не ссылались, а лепили отсебятину в стиле «псакинг 110-летней давности»), заявили, что российские войска в Санкт-Петербурге расстреляли до 8-ми, а то и до 10-ти тысяч безоружных рабочих.
Из дневника Николая II:
Тяжёлый день! В Петербурге произошли серьёзные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело.
Жертвы «Кровавого воскресенья» - это общая трагедия России. Но эта трагедия одновременно является и серьёзнейшим уроком для ныне живущих поколений граждан. Урок состоит в том, что любое народное недовольство, выражающееся бунтом вне закона, в конечном итоге становится лишь инструментом в руках тех, кто преследует собственные цели. Урок в том, что неподготовленность власти или её полнейшая нерешительность (как в Киеве в феврале прошлого года) грозит не только не удовлетворить гражданские потребности, а разрушить сам фундамент дальнейшего развития, ввергая страну в хаос безвременья. «Кровавое воскресенье» ни в коем случае нельзя забывать, как ни в коем случае нельзя пытаться обелять одних за счёт очернения других. Это трагедия народа и государства, демонстрирующая, что взаимным противопоставлением одного другому в итоге всегда готов воспользоваться кто-то третий…
Плоды невыученных уроков сегодня в полной мере вкушает соседнее государство.
