А ведь когда-то я был другим... На ранних детских фотографиях я всегда улыбаюсь, а в глазах у меня пляшут смешинки. По словам мамы, я всегда был здоровым и радостным мальчиком. Был... Пока всё не оборвал один нелепый случай.
Мне было три года. Было лето. Мы гуляли по парку, и я отбежал в сторону поиграть. И тут на меня накинулась огромная чёрная собака, появившаяся непонятно откуда. Псина была в наморднике, и лишь сбила меня с ног. Но я тогда сильно ударился головой и ужасно перепугался, и весь вечер ревел. После этого случая у меня начались ночные кошмары. Появилось заикание, энурез. Стало дёргаться лицо. И я из здорового мальчишки постепенно превратился в больное и вечно испуганное создание.
Моя память, как это часто бывает у детей, избавилась от этого страшного воспоминания полностью. Я никогда не мог вспомнить ни этот парк, ни эту собаку. Всё, что я помню — это бесконечные походы к врачам, которыми было наполнено моё детство. Я помню очереди в поликлиниках, плачущих детей, белые халаты, холодные касания фонендоскопа и удары молоточка по коленке. Помню ванны с вонючей минеральной водой. Помню, как мне на шею и плечи накладывали влажные салфетки с электродами, и как я засыпал под тихое жужжание гальванических приборов. Помню занятия у логопеда, отвары трав, которые готовила моя мама... В медицинском смысле у меня было очень насыщенное детство. А вот друзей, веселья, игр — этого у меня не было никогда.
Не удивительно, что я вырос закомплексованным одиночкой. Да, проблема была и в моём заикании, и в дёрганых жестах, и в нелепом жирном теле. Но главной моей проблемой всегда был страх, глубоко засевший где-то внутри. Я боялся игр, споров, боялся постоять за себя. Само общение со сверстниками было для меня пыткой. Вместо него я предпочитал сидеть дома за книжкой. Меня обижали и в садике, и в школе. Во двор я старался вообще не выходить. Даже в институте я не смог завести себе друзей. Вот почему, когда погибла мама, я ушёл с третьего курса без сожаления, и превратил оставшуюся мне хрущёвскую однушку в приют отшельника. В ней теперь и проходит моя жизнь.
Я всегда чувствовал, сколько любви и заботы вкладывает в меня мама. Молодая, красивая женщина, она, наверное, легко могла устроить свою личную жизнь. Но вместо этого она посвятила всю свою жизнь мне. Когда я стал старше, мне часто казалось, что мама чувствует какую-то вину за то, что я у неё вот такой, порченый и жалкий. Но от неё всегда исходило такое тепло, такая доброта, что эта неловкость уходила прочь. Я лишь сейчас понимаю, как ей, одной, приходилось тяжело. Время было тяжёлое. Она всегда работала на двух-трёх работах, приходя домой поздно. Я ждал её в пустой квартире, и, забившись в угол, плакал. Я думаю, она была единственным человеком, которого я мог любить. И в тот день, когда её на перекрёстке сбила машина, моя душа наполовину умерла. И теперь я просто хочу быть один.
Моей вселенной давно стал интернет. Там я убиваю время за бессмысленным чтением и пустыми разговорами. Там я зарабатываю свои фрилансерские гроши. И сексуальные образы для мастурбации я черпаю тоже оттуда. То, что я напрочь съехавший извращенец — вряд ли вас удивит. Такому как я сложно вырасти нормальным парнем. Девушек у меня, естественно, не было. Более того, даже в фантазиях я никогда не мог представить, как кто-то из них дарит мне любовь. Я девственник даже в своём воображении. Думаю, это крайняя степень, до которой можно упасть. Да, пару раз я пробовал вызвать проститутку. Но это было так мерзко и неестественно, что у меня не вышло ничего, и я забросил это дело.
Моя мизантропия сделала меня женоненавистником. И постепенно у меня сформировалось стойкое отвращение ко всем взрослым девушкам вообще. В итоге, я забросил порносайты, трансляции со шлюхами. Перестал зависать в секс-чатах. И в какой-то момент я отчётливо понял, что по-настоящему меня заводит только порно с детьми... Этого добра в интернете всегда было навалом. Я думаю, вы сами знаете укромные места, где можно накачать хоть гигабайты таких картинок. Но просто голые мальчики и девочки быстро перестали меня интересовать. Я обнаружил, что самое сильное возбуждение я испытываю, разглядывая сцены насилия. Связывание, наказание, всякая извращённая атрибутика буквально взрывали мне мозг. И я быстро переключился на поиски этой специфической продукции, собрав себе немаленькую коллекцию тематического видео и фото.
Если честно — я всегда прекрасно понимал, что всё это мерзко. Но не стоит меня презирать за это. Во-первых, такой как я никогда бы не решился проделать подобное наяву. А во-вторых, я испытывал почти физическую потребность в такого рода стимуляторе. Вся эта гадость особым образом затрагивала мою душу, и приносила мне какое-то странное облегчение. Может быть, так я переживал свое больное детство и нескладную жизнь. Может на фоне чужих мучений, моё одиночество и вечный страх казались мне не столь ужасными. Не знаю. В любом случае, не вам меня судить.
Постепенно, как это часто бывает с коллекционерами, я пресытился самим предметом коллекционирования. Поиск новых сцен насилия сделался для меня самоцелью, Я даже перестал сохранять найденное. Просиживая в сети ночи напролёт, выискивая всё новые и новые редкости, я постепенно сделался своего рода знатоком, и свёл виртуальное знакомство с другими тайными ценителями этого жанра.
Это была предыстория.
Я должен был её вам рассказать, прежде чем поведать собственно историю. Вот она.
Всё произошло недавно, совсем незадолго до катастрофы, которая постигла один из скрытых секторов Интернета. Был пятничный вечер. Я сидел у монитора, и, попивая своё вечернее пиво, жевал пиццу и просматривал почту. Было скучно, и я как всегда отправился на охоту за моими любимыми детишками.
В одном из тематических чатов, я встретил старого знакомого. Это был alexx_bsx, любитель мальчиков откуда-то из Европы, с которым мы несколько раз до этого пересекались по нашим общим интересам. Поболтав о всякой ерунде, мы перешли к делу. Я скинул ему ссылку на новый архив с зайцами, который выкинули в сеть ребята из Воронежа, и инвайт на закрытый форумчик бойлаверов, куда мой приятель давно желал попасть. Довольный Алекс рассыпался в благодарностях. И хотя по моей теме у него ничего нового не оказалось, он сбросил мне несколько ссылок на тематические подборки, в которых, как он заметил, может отыскаться что-нибудь стоящее.
На том наш разговор окончился. Алекс, очевидно, ушёл мастурбировать на свежее мальчишеское мясцо. А я принялся перебирать тот мусор, который он мне накидал. Хорошего там действительно оказалось мало. Это были какие-то бессистемные подборки частных фото. В основном старьё, причём местами даже чёрно-белое. Но у меня впереди была вся ночь. А именно в такой куче хлама был шанс отыскать что-то любопытное. И я приступил к поискам.
В основном это были фотографии эпохи 80х. Сканы старых порножурналов, частное фото нудистов, пляжная фотоохота и прочий неинтересный «винтаж». Но одна из галерей меня заинтересовала. Это был явно российский контент. Фотки были перестроечных времён. Но были фотографии и куда более древние. В основном, это были любительские снимки очень низкого качества. Но я листал эти альбомы с уважением. Снимать и распространять такое в СССР было просто опасно. Так что каждая из этих сохранившихся фотографий была чудом. А безвестный трудяга, сумевший собрать всё это воедино, совершил настоящий подвиг.
Первое открытие меня ждало в неприметной папочке, название которой состояло просто из серии цифр. Там были пляжные фото голых мальчишек, и несколько гомосексуальных сцен. Но открыв альбом «sliv@» я остолбенел. Это были кадры, явно сделанные самим Сливко. Причём это были не обычные картинки из интернета. Кто-то отсканировал сами плёнки, и выложил фотографии повешенных мальчиков в хорошем разрешении. Очевидно, «любитель жанра» поработал а архиве МВД, и наверняка эти сканы были не единственными. Я был просто взволнован. Работы Сливко, выложенные в сеть — это была настоящая бомба. И я принялся искать дальше.
Других фотографий повешенных пионеров в чёрных ботиночках я не отыскал. Но вскоре мне попалась довольно большая подборка фотографий из уголовных дел по убийствам. В основном это были мёртвые девочки. Глядя на прозаические фотографии растерзанных тел, я временами даже чувствовал дурноту. Так что сексуальное возбуждение от повешенных мальчиков постепенно улетучилось, и осталось лишь какое-то звериное любопытство пополам с гадливостью.
Немного отойдя от этого тягостного просмотра, я принялся копать дальше. Уже хотелось спать, и я ткнул наугад одну из папок. Кажется, она называлась kupala, и в ней было около четырёх десятков чёрно-белых фотографий. Открывая их по очереди, я увидел обычные сценки из жизни каких-то нудистов или неформалов. Множество людей стояли лагерем с палатками в сосновом лесу. Взрослые и дети разгуливали нагишом, жгли костёр, играли, и от этих сцен веяло покоем и умиротворением.
Но затем картина поменялась. Это были уже ночные съёмки, без вспышки, на крупнозернистую светочувствительную плёнку. На фото была уже другая поляна, явно в стороне от лагеря. Посредине горел большой костёр. Взрослые, по-прежнему голые, стояли полукругом вокруг огня, и судя по смазанным движениям, танцевали и размахивали руками. Детей среди них уже не было. Зато у всех на волосах появились ободки вокруг головы, а на шее — бусы и амулеты. У многих в руках были бутылки вина, а некоторые явно курили косяк. Всё это напоминало праздник каких-нибудь хиппи, или ритуал язычников. И я решил по быстрому досмотреть папку, и пойти спать.
На следующей фотографии двое мужчин выливали в огонь какую-то тёмную жидкость из трёхлитровой банки, а остальные всё также танцевали в отблесках огня. Потом было ещё несколько фотографий, где несколько девушек окружили высокого мускулистого мужчину, танцуя вокруг него, и поднося ему то кружку, то какую-то еду. Было фото, где он целовал грудь одной из девушек. На другой фотографии, мужчина с этой девушкой, перепрыгивали через костёр. Ещё на одной фотографии, две девушки держали в руках горящие головни, а остальные мазали мужчину углем или сажей.
Внезапно я понял, что всё это я просматриваю не зря. На следующей фотографии в кадре появилась женщина. Обнаженная, с густыми распущенными волосами, она держала на руках ребёнка. Женщина стояла спиной к фотографу, и лиц было не разглядеть. Так что было непонятно, мальчик у неё на руках, или девочка. Было лишь ясно, что малышу немного лет.
На следующей фотографии ребёнок уже сидел на земле возле огня. Судя по позе он с интересом глазел на забавы взрослых. Волосы его были коротко пострижены, так что я решил, что это мальчик. Женщине кто-то дал бутылку, и она пила из неё, высоко запрокинув голову слегка изогнувшись и положив руку себе на бедро. Её силуэт на фоне пылающего костра был удивительно красив. И я невольно залюбовался пленительными изгибами её тела. Это был шикарный кадр. Настоящая удача фотографа.
На следующей фотографии, высокий мужик уже стоял напротив мальчика. Он был неподвижен, руки его были раскинуты в стороны. Кожа его была покрыта странным узором, похожим на переплетение стеблей и листьев. А толпа, всё также танцуя и размахивая руками, подвинулась ближе к огню.
Две следующие фотографии получились неудачными. Люди на них сгрудились в кучу, всё было смазано, и ничего нельзя было разглядеть толком. А потом я открыл следующий снимок... Толпа отхлынула в стороны. Ребёнок лежал на спине, освещённый всполохами огня, и похоже громко кричал, размахивая руками и ногами. А над ним нависала огромная чёрная тень. Контуры фигуры получились смазанными, но это был явно не человек. «Оно» было в полтора раза выше обычного человека. Голова и шея неестественно вытянуты вперёд, туловище странно изогнуто. На смазанном «лице» не было видно глаз, но зато угадывались очертания огромной, уродливой пасти. А руки, или точнее лапы, были протянуты к малышу. Оторопев, я долго рассматривал это фото. Первой мыслью было, что это фотошоп. Но это никак не вязалось с натурализмом всех предыдущих кадров. Эта чертовщина была такой жуткой, что у меня побежал холодок по спине. И я поскорей открыл следующую фотографию.
На ней была всё та же чёрная фигура. Она уже набросилась на ребёнка, и то ли вгрызалась в его тело, то ли просто присосалась к нему своей огромной пастью. Склонившись над детским телом, тварь оказалась как раз между огнём и фотографом, и было хорошо видно, что она полупрозрачна, и что внутри неё виднеются тёмные полосы и пятна, напоминающие человеческий скелет.
Следующая сцена была удивительно динамичной. Существо как будто переплелось с одной из девушек. Её тоненькая фигурка висела в воздухе, словно обняв эту чёрное существо за шею, а толпа обступила их, подняв кверху руки и хлопая в ладоши. Волосы девушки развевались. Было похоже, что её подхватил вихрь, какой-то чёрный ветер, который словно смерч вращается среди людей, крутясь, вздымаясь и опадая.
На следующей фотографии, толпа вновь расступилась. Всё стояли неподвижно вокруг огня. А чёрная фигура, уже похожая на огромную чёрную птицу, танцевала посреди костра, струясь и переплетаясь с языками пламени.
На предпоследней фотографии, костёр превратился в огненный столб, взвившись к небу огромным снопом искр. Фотография вышла засвеченной, но было видно, что все вокруг стоят неподвижно, воздев руки к небу и запрокинув головы. Только женская фигура на переднем плане выбилась из общей композиции. Женщина стояла на коленях, явно склонившись над лежащим на земле ребёнком.
На последней фотографии снова был костёр. Толпа вокруг него как будто опала, потухла, враз растеряв всю свою энергетику. Кто-то сидел на земле и курил. Кто-то прикладывался к бутылке. Люди беседовали или просто стояли обнявшись друг с другом. На переднем плане вновь была та женщина с распущенными волосами. Она прижимала к груди своего ребёнка, и казалось, что он или мёртв, или крепко спит. Слегка склонив голову, словно рафаэлевская мадонна, она смотрела на своё дитя. И руки её, и изгиб её шеи, и сама её спокойная поза были удивительно прекрасны. Отблески пламени играли на её животе и бёдрах, высвечивали её лицо. Это лицо в отблесках света сперва показалось мне лицом ангела. И лишь когда я вгляделся в него повнимательней, я узнал свою мать.
|
